Эдуард только покачал головой.

– Это шутка? – повернулся ко мне Олаф.

– Очень безобидная.

– Так вот, ты бы постаралась не шутить.

Я пожала плечами.

Он снова повернулся к Эдуарду:

– Ты мне все это говорил еще до ее приезда. Ты распинался о ее способностях. Но мне приходилось работать с твоими специалистами по магии, и про них ты никогда так не говорил. Что же в ней такого, черт побери, настолько особенного?

Эдуард глянул на меня, снова на Олафа.

– Греки верили, что когда-то не было мужчин и женщин, и все души были едины. Потом души были разорваны пополам, и появились мужчины и женщины. Греки верили, что если найдешь вторую половину своей души, пару своей души, то вы станете идеальными любовниками. Но я думаю, что, если ее удается найти, слишком велико будет сходство для удачной любви. И все равно ваши души будут половинами одной пары.

Мне еле удалось скрыть, как я поражена этой речью. Надеюсь, мне все же это удалось.

– Ты это к чему? – спросил Олаф.

– Она вроде как часть моей души, Олаф.

– Ты спятил, – сказал Олаф. – С нарезки сорвался. Пара твоей души – ничего себе!

Я с этим его заявлением где-то готова была согласиться.

– А почему тогда одна из моих самых вожделенных фантазий – это дать ей пистолет, пока я буду на нее охотиться?

– Потому что ты псих.

«Слушайте, слушайте!»

Но этого я вслух не сказала.

– Ты знаешь, что это самая большая похвала, на которую я способен, – сказал Эдуард. – Если бы я хотел убить тебя, Олаф, то просто убил бы. То же самое относится к Бернардо, потому что я знаю, что превосхожу вас обоих. А насчет Аниты я ни за что не узнаю, если мы когда-нибудь не сойдемся в бою по-настоящему. Если я не узнаю, кто из нас был лучше, я до самой смерти буду об этом жалеть.

Олаф уставился на него:

– Ты хочешь сказать, что вот эта девчонка, эта die Zimtzicke лучше меня или Бернардо?

– Именно это я и хочу сказать.

Die Zimtzicke – значит сварливая или стервозная женщина. С этим мне спорить не приходилось. Я вздохнула: Олаф и без того меня ненавидел. Теперь он еще будет вынужден доказывать свое превосходство. Мне это ни к чему. За комплимент, конечно, спасибо, но то, что Эдуард фантазирует насчет моего убийства, не слишком успокаивает. Ох, извините – насчет охоты на меня, и чтобы я была вооружена, и чтобы узнать, кто из нас лучше в этом деле. Ну да, это признак здравого рассудка.

Я посмотрела на часы – полвторого ночи.

– Честно говоря, мальчики, я не знаю, то ли мне чувствовать себя польщенной, то ли бояться, но одно я знаю точно: сейчас поздно, а я устала. Если мы сегодня идем в гости к большому злому вампиру, то сейчас самое время.

– Ты просто не хочешь сегодня смотреть фотографии, – сказал мне Эдуард.

Я кивнула:

– Перед попыткой заснуть – не хочу. Я даже отчеты судмедэкспертов сегодня не хочу читать. На кровавые останки я буду смотреть завтра с утра, как только проснусь.

– Боишься, – сказал Олаф.

Я посмотрела в его рассерженные глаза:

– Мне надо поспать, чтобы работать нормально. Если посмотреть картинки на ночь, я себе сна не гарантирую.

Он повернулся к Эдуарду:

– Половина твоей души – трусиха.

– Нет, она просто честна.

– Спасибо, Эдуард. – Я подошла поближе к Олафу, и мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его нависавшее надо мной лицо. Так глядеть глаза в глаза трудно, и потому я отодвинулась, обеспечивая шее более удобный угол, и посмотрела в эти глубоко посаженные черные провалы.

– Будь я мужчиной, я бы, наверное, сочла, что обязана познакомиться с фотографиями сегодня и тем самым оправдать похвалу Эдуарда. Но знаешь, чем хорошо быть женщиной? У меня уровень тестостеронового отравления ниже, чем у большинства мужчин.

– Тестостеронового отравления? – переспросил Олаф, несколько сбитый с толку. Наверное, новое для него чувство.

– Эдуард, проводи меня в мою комнату, а потом объясни ему. Мне кое-что понадобится, если сегодня мне беседовать с вампиром.

Эдуард провел меня мимо неуклюже-громоздкого Олафа в ту дверь, за которой все до этого скрывались. Коридор был белый, совершенно лишенный какого бы то ни было убранства. Эдуард показал мне дверь комнаты Бернардо и дверь Олафа рядом с моей.

– Ты действительно думаешь, что принял идеальное решение, поместив меня рядом с Олафом?

– Тем самым я показываю ему, что не боюсь за тебя.

– Но я боюсь.

Он улыбнулся:

– Все будет хорошо. Просто не забывай об элементарных правилах осторожности.

– Приятно, конечно, что хоть кто-то из нас так оптимистически настроен. Ты, может, не заметил, но он весит примерно на тонну больше меня.

– Ты так говоришь, будто вам предстоит кулачный бой. Я тебя знаю, Анита. Если Олаф сунется ночью в твою дверь, ты его просто застрелишь.

Я посмотрела ему в лицо:

– Ты его подставляешь, чтобы я его убила?

Он моргнул, и на миг мне показалось, что он этих слов не ждал.

– Нет-нет. Я говорил Олафу искренне: если бы я хотел его убить, то просто убил бы. Я тебя поместил рядом потому, что я знаю его образ мыслей. Он будет думать, что это западня, слишком легкая наживка, и сегодня ночью будет вести себя прилично.

– А завтра?

Эдуард пожал плечами:

– Завтра и подумаем.

Я помотала головой и открыла дверь. Эдуард окликнул меня, пока я еще не вошла и не включила свет. Я обернулась.

– Ты знаешь, почти любая женщина бывает польщена, когда мужчина говорит ей, что она – половина его души.

– Я не любая женщина.

– Аминь, – улыбнулся он.

Я посмотрела на него:

– Ты знаешь, то, что ты сказал, меня пугает. От твоих фантазий охотиться за мной мурашки бегут по коже.

– Извини, – сказал он, все еще весело улыбаясь.

– Честно говоря, если о половине своей души ты говорил серьезно, это пугает куда больше. С тех пор как мы знакомы, я знала, что ты можешь меня когда-нибудь убить, но влюбиться… это уж ни в какие ворота не лезет.

Улыбка чуть поблекла.

– Ты знаешь, если бы мы могли любить друг друга, сложностей в нашей жизни было бы меньше.

– А ну-ка выкладывай всю правду, Эдуард. У тебя когда-нибудь были насчет меня романтические соображения?

Он даже не задумался – просто помотал головой.

– У меня тоже. Ладно, встретимся у машины.

– Я тебя здесь подожду.

Я глянула на него:

– Зачем?

– Мне не надо, чтобы ты стала по дороге подначивать Олафа, а меня не будет рядом, чтобы вас разнять.

– Разве я стала бы его обижать?

Он только покачал головой:

– Ладно, бери запасные стволы и поехали. Я все-таки хочу до рассвета поспать.

– Разумно.

Я вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Тут же в нее постучали. Я медленно ее открыла, хотя была совершенно уверена, что это Эдуард.

– Ты поедешь в клуб как моя гостья, просто подруга. Если вампы не будут знать, кто ты, они могут проявить беспечность и выболтать то, что для тебя будет иметь смысл, а для меня нет.

– А что, если меня разоблачат? Ее Божественность не спустит на тебя собак, что ты тайком привел с собой истребительницу?

– Я ей скажу, что ты хотела посмотреть лучшее в городе шоу, но я боялся, что они не захотят пускать истребительницу. И что ты здесь абсолютно не по истребительским делам.

– Ты так и скажешь – не по истребительским делам?

Он улыбнулся:

– Наверное. Она любит, чтобы мужчины были либо абсолютно серьезны, либо очень легкомысленны.

– Она. Ты вроде бы с ней знаком?

– Конечно. Тед ликвидирует только одичавших. И во многих гадючниках местных монстров ему рады.

– Великий актер Эдуард.

– Я хорошо работаю под прикрытием.

– Это я знаю, Эдуард.

– Но тебе всегда неуютно наблюдать меня за этой работой.

Я пожала плечами:

– Ты такой хороший актер, Эдуард, что иногда я начинаю задумываться, когда ты не играешь.

Он перестал улыбаться, и лицо его стало отрешенным, будто жизнь из него ушла.